Щенячьи нежности и рачьи тревоги
Разные животные, включая членистоногих, способны испытывать вполне человеческие эмоции.
Если почтенный читатель соблаговолит июньским утром высунуть голову в окно, он легко может заметить, что вся природа ликует. Напротив, ближе к ноябрю природа, скорее всего, пригорюнится.
Если при этом читатель наделен трезвым аналитическим складом ума, он, возможно, скажет, что и то и другое не более чем литературная метафора. На самом деле природа не ликует и не грустит, даже и вообще никаких эмоций не испытывает. Эмоции испытывают люди, глядя на природу. Нет людей — значит, грустить и ликовать некому. Может, пустынные ландшафты раннего кембрия и были исполнены несказанной меланхолии, да некому было это оценить. Так ведь?
«Не совсем так» — этой фразе когда-то научил меня мой профессор на случай, если кто-либо из светил сделает после моего доклада особенно глупое и бессмысленное замечание. Ученые всего мира хорошо выучили эти слова, и на вашу реплику о раннекембрийских эмоциях, несомненно, именно так вам и ответят.
Дело в том, что, согласно многим недавним исследованиям, эмоции отнюдь не эксклюзивное достояние человека разумного. Две самых последних работы, подтверждающих этот тезис, мы сейчас и предложим вашему вниманию.
Сначала — собаки. Это чтобы читатель не слишком пугался: даже самый упертый позитивист вряд ли будет искренне отрицать тот факт, что собаки испытывают «что-то похожее» на человеческие эмоции. Вопрос в том, насколько похожее. «Да ровно такое же самое», — свидетельствует работа японских ученых, принятая месяц назад для публикации в PNAS.
У людей существует гормон окситоцин (это пептид, производимый гипоталамусом, если вы понимаете, о чем мы). Твердо известно, что особенно щедро он присутствует у молодых мам непосредственно после рождения младенца и, собственно, побуждает их испытывать к этому младенцу неизъяснимую нежность. Однако окситоцин имеется у обоих полов, и даже при полном отсутствии младенца в поле зрения. Он, к примеру, отвечает за нежные чувства, испытываемые нами к существам противоположного пола. Там, конечно, участвует сразу много гормонов; чтобы понять, как вас плющит конкретно от окситоцина, лучше прислушиваться к себе непосредственно после соития с любимым человеком. В этот момент вся биохимия, побуждающая вас к сексу, временно утихает, и вот то, что остается — тихая трепетная нежность без нелепых эксцессов, — это практически чистый окситоцин и есть.
То, что окситоцин присутствует у самок многих млекопитающих в период вскармливания потомства, известно давно. Самые тупые и антропоцентричные ученые даже полагали, что поняли этот фокус природы: мол, у всех млекопитающих этот гормон побуждает самку вылизывать детенышей, а у венца творения человека из этого подсобного материала эволюции развилось несказанное чудо «любви». То есть из животного родительского инстинкта получились человечьи чувства.
Этот шовинистический бред и опровергает работа японцев. Они впрыскивали собакам окситоцин и смотрели, что будет. У собак обоих полов, и при полном отсутствии щенков, окситоцин вызывал добрые чувства к себе подобным (т. е. к другим собакам), а также к собственным хозяевам. Собакам хотелось вилять хвостом, играть, лизаться и смотреть в глаза преданным взглядом. Более того, когда они все это проделывали, у них повышался уровень их собственного, эндогенного окситоцина.
Итак, сказали японские ученые, «окситоцин стимулирует общественные связи у собак» (статья так и называется; а популярный ее пересказ можно найти в Science). То есть, если ваша собака лизучая и общительная (как моя), это у нее высокий врожденный уровень окситоцина. (А если угрюмая и замкнутая, это потому, что вы ее били.)
Японские ученые даже пошли чуть дальше и предположили на основе своих опытов, что и у людей окситоцин проявляется не обязательно в половом или репродуктивном контексте. Если у собак так, то и у нас должно быть как минимум так же: окситоцин незаменим в любой социальной ситуации, где люди тянутся друг к другу и проявляют доброжелательность. И если один из людей мычит другому в ухо: «Я ж тебя люблю как сына!» — это не просто метафора, а подлинная правда, ибо в основе данного щемящего чувства лежит та же самая биохимия.
Общий предок собаки и человека жил, похоже, в мезозое, примерно 65 млн лет назад. Вот, стало быть, каков минимальный возраст эмоции под названием «нежность», так украшающей нашу бедную событиями жизнь.
А про максимальный возраст ничего не известно: может, ее и жучки и паучки испытывают, эту самую нежность? Тогда окажется, что она стара, как сама биосфера: наш общий с жучками предок жил до кембрия, более полумиллиарда лет назад.
Нежность у жучков, впрочем, не описана (более того, окситоцина у них вроде бы нет). Поэтому займемся эмоцией попроще; называется «тревога». Именно ей посвящена работа, опубликованная недавно в Science.
Французские исследователи изучали, вы будете смеяться, раков — существ более древних и архаичных, чем любые «жучки». Их подвергали стрессу (нет ничего проще, чем напугать рака), и тогда они начинали прятаться в самых темных углах отведенного для них бассейна.
Этого наблюдения, конечно, маловато, чтобы сказать: «Раки, как люди, испытывают тревожность». Но ученые пошли дальше. Встревоженным ракам впрыскивали вещество хлордиазепоксид. Эта штука снижает тревожность, вызванную избытком гормона серотонина. Человеческого гормона, заметьте. Потому-то и хлордиазепоксид этот самый не с потолка был взят, а из аптеки — там он продается под названием «элениум» (ближайший родственник диазепама).
Дальше — хуже. Ракам впрыснули чистый серотонин, и они давай прятаться в темноту даже безо всякого стресса. Вкололи элениум — и раки опять блаженно выползли на свет.
Если вы еще не полезли на стену от удивления, поясним: «тревожное поведение» у раков можно вызвать человеческим гормоном и снять с помощью медикамента, которым лечат наших, человеческих психов. То есть это не просто «поведение, напоминающее тревожность» (anxiety-like behavior, как тактично выразились авторы работы), а ровно та самая тревожность, которая мучает миллионы психически неблагополучных бедолаг, невротиков и психотиков в нашем современном человеческом мире.
Это при том, что наши с раками общие предки жили не позже кембрия. Полмиллиарда лет назад. Это значит, что эмоция «тревога» существует как минимум 1/25 всего времени существования Вселенной. И «тревожные закаты» существовали уже тогда, когда видеть их могли только весьма несовершенные фасеточные глаза, в которых вы, уважаемый читатель, ни за что не прочли бы никаких чувств. Просто вы плохо читали. Теперь, когда вы над этим задумались, может, что-то и разглядите.
По крайней мере, попробуйте дать волю воображению. Если что — в аптеках есть элениум.